Недавно был опубликован отчет World Prison Brief, где представлены обновленные данные по количеству заключенных на 100 тысяч жителей и рейтинг 223 стран по абсолютному количеству заключенных. Сбором данных занимался Институт исследований политики в области уголовной политики (Institute for Criminal Policy Research). Наша страна заняла 67 место по второму показателю, при этом, по данным рейтинга, в местах заключения в Азербайджане находятся 21 253 человека при вместимости 25 501.

 

Результаты отчета # прокомментировал глава правозащитного центра Азербайджана Эльдар Зейналов.

 

–Как вы оцениваете результат Азербайджана?

–Определяющим является первый показатель — число заключенных на 100 тыс. населения, иначе бы страны с меньшим населением лидировали среди «отличников». По нему нашей стране с 208 заключенными на 100 тыс. населения досталось 64-е место, но и это отнюдь не самый плохой показатель.

 

По той же статистике выходит, что положение у нас, в частности лучше, чем у Литвы (216), Израиля (234), Грузии (254), Ирана (278), России (327), Турции (335), Беларуси (345), и уж тем более США (629).

 

–Количество заключенных нередко привязывают к состоянию демократии, политических свобод и экономической развитости государства. Согласны ли вы с этим?

–Вокруг таких показателей немало политических спекуляций. Есть большое искушение привязать этот индикатор к упомянутым выше факторам, как это делает и сам исследовательский институт, составивший рейтинг.  Но ситуация с уголовной преступностью и карательной политикой такой прямолинейной оценке не поддается.

 

Одним из контраргументов являются США, которые задают стандарты демократии всему миру — ведь там наихудший показатель по тюремному населению во всем мире, который не перекрыт даже коммунистическим Китаем. В США сидят в тюрьмах 2.068.800 заключенных, что больше населения Латвии и соизмеримо с населением Северной Македонии или Лесото. В отличие от Азербайджана, в США не было ни военных действий на своей территории, иностранной оккупации, каждый десятый житель не был беженцем. Там регулярно меняются партии у власти, на каждом избирательном бюллетене по сто глаз наблюдателей. Работают суды, есть сильное гражданское общество, а для неисправимых преступников продолжает применяться смертная казнь. Но результат налицо, и он повторяется из года в год.

 

Вторым по показателю числа заключенных после США идет Туркменистан (552), и это тоже парадокс. Там существует один из самых критикуемых политических режимов, никакой демократии, никакой оппозиции — но, по большому счету, за вычетом коррупции, нет и особой уголовной преступности. Там не стреляют на улицах и в школах, не грабят банки… Каждый год амнистируют огромное число осужденных. Но ситуация с числом заключенных не меняется…

 

В России сидят за решеткой 472.226 заключенных — это целая Мальта. Но по отношению к населению (327) и это тоже вдвое лучший показатель, чем в США. В России низкий уровень жизни и высокая преступность, существуют коррупция, конфликты с соседями, она годами живет под санкциями. Но догнать и перегнать демократическую Америку ей не удается…

 

Вообще, расклеенные на странах ярлыки вряд ли помогут понять, почему в тех или иных странах много или мало заключенных. Например, показатель Швейцарии — 73, и такой же имеет и африканский Бенин. А в постсоветском Узбекистане с африканским Сенегалом показатель (68) лучше, чем у Германии (70). У благополучных Нидерландов одинаковый показатель с разбомбленной Сирией (60). У Норвегии (56) показатель хуже, чем у Судана с Танзанией (52). В Афганистане перед приходом к власти талибов был показатель 77 — лучший, чем у оккупировавших его США и многих европейских стран. А самый лучший показатель после Сан-Марино, где вообще никто не сидит в тюрьме, у Гвинеи-Бисау (10).

 

Кстати, одинаковый показатель (72) имеют Дания и соседняя с нами, далекая от европейского совершенства Армения. При этом дела в Армении, выходит, лучше, чем в Швейцарии (73), Австрии (91), Франции (100), Великобритании и большинства европейских стран, не говоря уже о США.

 

Итак, самый худший показатель по числу заключенных у процветающих США, а самый лучший — у затерянной в «третьем мире» Гвинеи-Бисау. На этом можно и заканчивать дискуссию о том, как «по количеству заключенных в той или иной стране можно судить о степени репрессивности правящего режима» (фраза из предисловия к отчету). Этот показатель не показывает, насколько экономически развита и богата та или иная страна, или о том, хорошие ли там условия в тюрьмах.

 

–Так, о чем в итоге говорит этот показатель?

 –Он говорит лишь об общем положении с преступностью в стране, степени бескомпромиссности судов и правоохранительных органов и нередко – об их коррумпированности.

 

Например, в цивилизованной стране полиция, рискуя жизнью, старается задержать преступников, чтобы они предстали перед судом, который, в свою очередь, наказывает справедливо, не взирая на должности, богатство и связи преступников. По контрасту, в другой стране могут пустить в помещение газ и убить при этом больше заложников, чем террористов, и закончить дело без задержанных. В третьей стране, правоохранительные органы сквозь пальцы смотрят на линчевание преступника толпой или самочинные расстрелы. В четвертой, за взятку «отмазывают» преступников от ответственности. Естественно, что первая, самая цивилизованная страна окажется по показателям хуже остальных, хотя у нее и преступники не остаются безнаказанными, и в тюрьмах условия получше.

 

–Необходимо ли разгружать наши тюрьмы, и если да, то не чревато ли это ухудшением криминальной ситуации? Как идет процесс декриминализации?

–Проблемой нашей правоохранительной системы является недостоверная статистика, которая затушевывает некоторые проблемы и тем самым не позволяет государственной системе в целом планировать свою политику по борьбе с этими проблемами. Поэтому одни преступники уходят от ответственности, а другими, наоборот, заполняют камеры.

 

Так, например, выездная проституция, принудительный труд мигрантов, фиктивная политическая эмиграция (траффикинг) существовали минимум со времен перестройки в СССР. Но решительно и категорически отрицались, и в первую очередь теми, кто с этим явлением должен был бороться. В результате статьи 144-1 Уголовного Кодекса (торговля людьми) и 144-2 (принудительный труд) появились в нашем законодательстве лишь в сентябре 2005 года, а первые 14 лет независимости с ними не боролись. А статья 144-3 УК, карающая за незаконные действия с документами с целью торговли людьми, появилась и вовсе в апреле 2013 года, хотя понятно, что в большинстве случаев траффикинг невозможен без подделки документов.

 

Даже после внесения в УК этих статей борьба с траффикингом ведется, мягко говоря, без особого энтузиазма. В качестве примера приведу рассмотренное на днях Европейским Судом по Правам Человека (ЕСПЧ) дело «Золетич и другие против Азербайджана» (№20116/12). Представьте себе ситуацию классического траффикинга: только зарегистрированная в Азербайджане сербская фирма «Сербаз» набирает не менее 33 строителей в Боснии привозит их по туристическим 30-дневным визам в Азербайджан, после чего у них отбирают паспорта, и они у всех на глазах подвергаются классическому принудительному труду, причем работают на общеизвестных объектах вроде Buta Palace, Baku Expo Centre, 28 Mall, без какого-либо разрешения. Им поступает гуманитарная помощь от ряда международных организаций, потому что зарплату им не платят. В конце концов, эта история всплывает в СМИ, но вместо наказания виновных им быстро раздают паспорта и без шума высылают в Боснию. Так что на скамью подсудимых не попала целая группа людей. Не очень верится, что кого-то накажут и после решения ЕСПЧ.

 

Доведение до самоубийства (ст. 125) — почти не используемая статья. В 2020 году произошли 597 самоубийств, в первой половине 2021 года — 322 самоубийства. Не могут же все эти люди быть психически ненормальными. Но в 2020 г., по официальной статистике, был зафиксирован лишь 1 (один) случай доведения до самоубийства путем домашнего насилия. Журналисты, психиатры, правозащитники говорят о влиянии пандемии и локдаунов на рост домашнего насилия и самоубийств, но их активно опровергают, как когда-то было с траффикингом: посмотрите, мол, статистику, там все в порядке, никакого скачка насилия. Больше чем уверен, что если бы женщина, недавно застреленная в полиции мужем-полицейским, пошла бы не с жалобой в полицию, а шагнула бы из окна, то и этот случай на что-нибудь списали.

 

Есть множество «спящих», практически не применяемых статей УК, хотя связанные с нею проблемы заметны и обсуждаются в соцсетях. Например, пытки (ст.293) — по соответствующей статье никого с 2000 г. не осудили, или фальсификация доказательств (ст. 294).

 

–Кем же заполнены тюрьмы?

 –До сих пор наблюдается большая распространенность статьи 234 (незаконный оборот наркотиков). Ее частично декриминализовали для потребителей наркотиков. Но часто это не очень помогает задержанным, потому что после ареста их обвиняют еще и по другим статьям. Так что некоторое улучшение в этом направлении произошло, но кардинально ситуация не поменялась, потому что упускаются другие, социальные факторы. Ведь безработный наркоман может найти деньги на наркотики лишь преступным путем, значит, совершит одно из имущественных преступлений. При этом мелкое хищение (стоимостью менее 500 манатов) под уголовное преследование не попадает, а стало быть, статистику не портит. Зато пополняет карманы дилеров.

 

На днях журналисты сняли наркопритон и получили заверения, что он будет взят под строгий контроль. Я подозреваю, что журналисты при этом внутренне усмехнулись, посчитав, что притон и так был под контролем, раз действовал продолжительное время и о его существовании было многим известно.

 

Усилия общественности по борьбе с наркоманией привели к тому, что статистика улучшилась, но те, кто получал доходы от этой социальной язвы, их не лишились. Потому что употребление легких наркотиков по-прежнему наказуемо, а значит, контроль за их оборотом доходен. В Нидерландах их легализовали, и у них не произошло взлета преступности, потому что там наркоманов контролирует государство, а не преступники. Сравните статистику: у них 60 заключенных на 100 тысяч населения, а у нас — 208. У них уже предлагают другим государствам сдавать в аренду свои опустевшие тюрьмы, а у нас не успевают объявлять амнистии и помилования, чтобы их разгружать.

 

–Есть ли какие-то подвижки в вопросе социальной реадаптации бывших заключенных?

–С этим дела обстоят по-прежнему плохо, как и с повсеместным созданием центров пробации для поддержки освободившихся заключенных и рабочих мест в самих тюрьмах. По всем этим вопросам есть президентские указы и распоряжения — вполне ясные и реалистичные, но ощущение, что чиновники их в свой адрес не приняли. А тем временем заключенные без общественно полезной работы деградируют и две трети из них после освобождения снова возвращаются за решетку. Если человека, отвыкшего от труда, выпускают в общество, где у человека со стигмой преступника практически нет перспектив для нормальной жизни, то совершение им нового преступления — лишь вопрос времени.